Дорога домой…

В 1970 году, после окончания Красноярского фармацевтического училища, я была направлена по распределению в Приморский край. Приморье манило теплом, морем, экзотикой. Еще свежи были в памяти названия из школьных учебников: Владивосток, Находка, Сихотэ-Алинь, Уссури…

В краевом управлении мне сказали: «Если бы вы приехали позавчера, то остались бы во Владивостоке. Если вчера — оказались бы в Находке, а сегодня распределяем в Лесозаводск». Уточнила только, есть ли туда железная дорога, мама просила не забираться в глушь.

Перед отъездом помчалась знакомиться с морем, оно было синее-синее, сверкающее на солнце, — с белыми парусами многочисленных яхт, кораблями вдали и праздно гуляющей по набережной нарядной публикой. И эта красота не для меня? А ведь всего два дня опоздания отделяли меня от этого счастья. Судьба решается так просто?…

2 сентября прибываю в Лесозаводск. Меня радушно встречает заведующая аптекой, приводит к себе домой, чтобы я отдохнула с дороги, прежде чем завтра с новыми силами смогла бы начать свою трудовую деятельность. На кухне стояли тазы и ведра с урожаем, собранным на огороде. Виноград, арбузы, кабачки, перцы, баклажаны, которые я увидела впервые. Лежали золотые початки кукурузы и огромные красные помидоры! У нас в Сибири мама зеленые невзрачные плоды, помнится, складывала в валенки, помещала в тепло, на русскую печь, и мы с трепетом ждали, когда же они хотя бы порозовеют. Вспомнились наши сибирские овощи — лук, морковь, огурцы, капуста и много, много картошки. А поданное угощение вообще сразило — это была икра баклажанная.

Первый год здесь запомнился на всю жизнь. Все было ново и необычно. Осень выдалась необыкновенно теплой. Из дома писали, что у них давно морозы и метели, а мы все разгуливали без головных уборов. Снег выпал 2 января. Зима почему-то быстро закончилась, а в конце апреля мы уже вовсю загорали. Письмо домой с новыми впечатлениями кое-как вместилось в тетрадку. Мама потом рассказывала, что сразу поняла: Приморье для меня — навсегда.

Десятилетия пролетели, как один день, а потом — пенсия. Нужно было срочно спасать себя от надвигающейся депрессии. Я тогда еще не знала, что жизнь только начинается… Как-то, бесцельно перебирая вещи, наткнулась на пакет, который дала мне мама, когда я уезжала из дома в далекие края, со словами: «Береги, здесь фотографии всех родственников. Когда будет тоскливо и будешь очень скучать, помни —мы всегда с тобой».

И я утонула в своем прошлом… Каждая фотография была частичкой моей жизни. Бесконечно всматривалась в родные лица, не замечая, как постепенно уходит тоска, терзавшая душу. Вспоминала, что когда еще была жива бабушка, собирались всей родней на праздники, юбилеи и, сидя за огромным столом, пели песни. Пели красиво, по голосам. Запевала обычно тетя своим громким, разливистым голосом. Постепенно присоединялись другие. А когда вступали дядья, песня гремела на всю округу. Это было нечто. Мы, детвора, толкались рядом, ощущая себя причастными к происходящему. Гордость распирала грудь — вот это сила, наши поют!!!

На всю жизнь запомнилось нежное, заботливое отношение к бабушке ее детей. Как они, такие взрослые и большие, с трепетом произносили: «Мама». У нас было заведено: где бы бабушка ни жила, всегда кто-нибудь из многочисленной родни проведывал ее. Я безгранично любила ее и с детства знала, что нельзя никому завидовать, быть злой, воровкой, врушей и лентяйкой. Это она научила меня пониманию доброты и благодарности.

Так, вспоминая и как бы общаясь с родней, поняла, что не одна, со мною все они, мои родственники! Я разложила снимки по семьям. И в этот миг пришла наконец-то спасительная мысль: а почему бы мне не составить генеалогическое древо нашего рода? Необходимо было дело, способное захлестнуть меня без остатка. И оно нашлось! Я стала постепенно отходить душой.

За долгие годы жизни в Приморье память цепко хранила воспоминания о детстве, прошедшем в теперь уже далекой от меня Сибири. С годами они не притуплялись, а, наоборот, обрастали все новыми подробностями. Все закончилось тем, что накатила невероятная тоска и, бросив все, помчалась я на встречу со своим детством.

Я так была счастлива, что застала еще свою деревеньку, хотя наш дом не сохранился. На время моего приезда оставалось четырнадцать семей, среди них — и мои одноклассники. Восторгу не было предела — меня помнили! С невероятным трепетом разглядывала я каждый сохранившийся домик. Как все изменилось! Сейчас деревню плотным кольцом окружила подступившая близко тайга. Сколько историй хранит она о бесследно сгинувших земляках, а сколько необычного поведали сумевшие вырваться из ее лап! Из тайги по ночам выходят волки и сразу за огородами, сгрудившись в стаю, воют, наводя страх.

Обмелела и стала совсем крошечным ручейком речушка, где каждое лето напролет плескалась детвора. Казавшаяся такой высокой гора, с которой всю зиму катались мы на санках, как бы осела, превратившись в невысокий холм. Но школа выжила. Мы вспоминали, как в одной комнате находились сразу четыре класса, а наша учительница, Молостова Мария Никифоровна, дав задание одному ряду, переходила к следующему — писать диктант с другим классом. На перемене доставали «перекус» — налитое мамами молоко в «чекушках» и краюхи круглого хлеба, испеченного в русских печах на капустных листах. Когда пекли хлеб, духмяный аромат стоял столбом — не надышаться.

Перед тем как пойти нам в первый класс, в деревню провели электричество. Навсегда канула в прошлое керосиновая лампа, висевшая под потолком в красивом стеклянном абажуре, если нужен свет ярче — подкрути фитилек, меньше-убавь. А вскоре появилось и радио из большой черной тарелки неслось: «Ой ты, дорога длинная, здравствуй, земля целинная, скоро ль тебя увижу, свою любимую в чужом краю!» Начинали осваивать целину. Там оказалась и моя тетя со своей многочисленной семьей, навсегда осевшая в Казахстане.

В трех километрах от Широково, где прошло мое детство, находится Ново-Троицкое. Деревушка, где я родилась, где жили в то время мои дедушки и бабушки. Удивительная деревенька с широченной просторной улицей. Любимой игрой здесь была лапта. Носились до позднего вечера, пока детвору не сменяла молодежь, вернувшаяся с работ, а ребятня становилась болельщиками. Гвалт стоял до поздней ночи.

Посреди деревни — единственный колодец глубиной 25 метров с чистейшей живительной водой. Благодаря этой водице в селе много долгожителей- таких как моя родственница тетя Феня, живущая здесь уже свой 87-й год.

В 2010 году Ново-Троицкое отмечало свое столетие. А с 1939 по 1954 год председателем колхоза в селе был мой дедушка по маминой ветви, Освовидзе Осип Иванович! В 1948 году ему присвоили звание Героя Социалистического Труда. В середине июня 1941 года с колхозным передовиком Харитоном Гаманюком они ездили в Москву на ВДНХ. Жили в гостинице «Москва» на 25-м этаже Ох, а документы-то у него были с Кавказа, помню, перевод грузинского военного билета делали всей деревней, да  из города еще помогли. Дед очень хотел встретиться со Сталиным. Был у Кремля, но не пропустили. А тут началась война, и в гостиницу, частично оборудованную под госпиталь, стали поступать раненые.

Вернувшись в колхоз, дед организовал для мужчин всеобщее воинское обучение. Сделали деревянные винтовки, выполняли разные приемы, ползали по-пластунски, ходили по деревне строем. Ежедневно забирали по нескольку человек призывного возраста, пока не осталось из мужского населения 7 стариков. С войны не вернулись 46 сельчан.

Поездка была удивительной. Сфотографировала каждый родной уголок, всех своих родственников и земляков. По приезде домой, переполненная впечатлениями и поднятым здоровьем, оформила альбом, с которым не расстаюсь….

 

Щербакова А.Д., г. Владивосток